Мне опять приснился странный сон.
Я стояла в старой церкви без окон. Тусклый свет исходил только от свечей — жёлто-оранжевые блики плясали на каменных стенах, превращая обычные трещины в зловещие символы.
Казалось, эта церковь находится глубоко под землей — дышать было тяжело, воздух застревал в лёгких.
Каждый вдох давался с трудом, словно кто-то положил мне на грудь тяжёлую плиту.
На мне красовалось чёрное свадебное платье. Назвать его неудобным — ничего не сказать.
Оно будто было собрано из отдельных кусков ткани, закреплённых прямо за кожу.
Каждое движение отзывалось острой болью, словно сотни маленьких иголок впивались в тело.
Ткань была тяжёлой, шершавой и пахла сыростью, плесенью и чем-то ещё — металлическим и тошнотворным.
Передо мной стояла Анастасия с её неизменными прыгучими кудряшками на голове.
Её волосы, казалось, жили своей собственной жизнью — вились, подпрыгивали, шевелились, даже когда она оставалась неподвижной.
В руках она держала огромную книгу в потрёпанном переплёте — кожаный фолиант с потускневшими от времени металлическими уголками.
Она что-то читала, но разобрать слова не получалось — голос то затихал до шёпота, то резко усиливался, отскакивая от стен гулким эхом.
Иногда в этом бормотании мне слышались знакомые слова, но как только я пыталась сосредоточиться, они ускользали.
Я медленно повернула голову направо.
Там стоял долговязый парень и держал меня за руку. Его пальцы были холодными и влажными, как у лягушки, а ногти — длинными и жёлтыми.
Он повернулся ко мне и улыбнулся. Нескольких зубов не было, а на одном глазу белел мутный зрачок, похожий на запотевшее стекло.
От этого зрелища внутри всё сжалось, а к горлу подкатила тошнота.
Вдруг меня сильно тряхнуло, словно невидимая рука схватила за плечи и дёрнула. Я открыла глаза.
***
Первые секунды я не понимала, где нахожусь. Голова гудела, как после долгой вечеринки, а перед глазами всё ещё стоял жуткий образ улыбающегося парня с белым зрачком.
Но рядом послышался голос Олеси. Я будто пришла в сознание.
Мы ехали в поезде на Урал в просторном купе. Я лежала на нижней полке. Справа доносились голоса подруг.
— Вот этот крем нужно мазать за два часа перед сном, — донёсся до меня голос Олеси, звучавший так увлечённо, будто она рассказывала о сокровищах фараонов, — А этот прямо перед тем, как ложишься спать. Эффект просто бомбический!
Я повернула голову и чуть свесила ноги с полки. Напротив сидели Олеся и Машка.
Олеся в своём розовом спортивном костюмчике копалась в открытом чемоданчике, размером с детскую игрушечную аптечку.
Оттуда она то и дело доставала маленькие баночки, потряхивая их перед Машкиным носом, как шаман свои погремушки.
— А этот для зоны декольте, — продолжала Олеся, крутя в руках крохотную бутылочку с прозрачной жидкостью. — Просто чудо, а не средство!
Машка взвыла как раненый зверь и закатила глаза.
— Я сейчас пойду к проводнице и скажу, что ты кремовый террорист! Тебя мигом высадят на ближайшей станции, и ты перестанешь капать мне на мозг своими этими... — она махнула рукой в сторону баночек, — зельями!
Олеся только махнула рукой — её типичный жест «я тебя не слышу, не мешай мне говорить».
— У тебя вон какая сухая кожа, — сказала она, критически осматривая Машкино лицо. — Смотри, уже морщинки пошли. Сейчас найду подходящий крем... Он тебя в два счёта оживит.
Машка заметила, что я проснулась и наблюдаю за этим представлением с улыбкой.
Она театрально протянула ко мне руки, как утопающий к спасательному кругу.
— Ритка, спаси! — простонала она с такой мольбой, словно от этого зависела её жизнь. — Она меня сейчас задушит своими экологичными натуральными ароматами!
Я усмехнулась, наблюдая за их перепалкой. Эти двое были такими разными, но в то же время так хорошо дополняли друг друга.
***
До места назначения нам оставалось ехать ещё сутки. Машка уже зарегистрировала нас в небольшой гостинице в ближайшем городке.
После нам нужно будет разузнать, как добраться до той деревни.
Я смотрела в окно на бесконечные поля и леса, проносящиеся мимо.
Пейзажи за окном менялись как слайды: вот желтеющее поле, вот темнеющий на горизонте лес, вот деревенька с покосившимися избами.
Затем поезд начал замедляться — приближалась очередная остановка.
На очередной остановке поезда Машка влетела в купе, натянула свою синюю олимпийку и скомандовала:
— Чего сидим? Кого ждём? — она хлопнула в ладоши. — Пошли пирожки у бабушек купим! Нечего тут штаны протирать!
Станция была крохотной, словно игрушечной — один перрон, маленькое здание вокзала с облупившейся краской и пара скамеек.
Пассажиры лениво потянулись к выходу, многие потягивались после нескольких часов лежания.
Некоторые зевали так широко, что, казалось, могли бы проглотить арбуз целиком.
Машка выскочила первой, как всегда, и сразу же направилась к ближайшей женщине. Она стояла у покосившегося деревянного ларька.
Пахло свежей выпечкой — запах, от которого у меня всегда текли слюнки.
Олеся куталась в свою куртку, будто на дворе стоял не июль, а декабрь.
— Ничего здесь есть не буду, — жалобно проговорила она, глядя на меня глазами побитой собаки. — А то потом всю дорогу в туалете придётся куковать.
Машка активно махала нам рукой с такой энергией, словно подзывала самолёт на посадку:
— Сюда, черепахи! Я вас сто лет ждать буду? Все пирожки разберут!
Мы подошли к ларьку, где Машка уже вела оживлённую беседу с продавщицей — полной женщиной в цветастом переднике.
— Нам с капустой, с картошкой и с ягодами, — сказала Машка продавщице, указывая пальцем на разные пирожки. — И вон те, с яблоками, тоже давайте.
Машка могла разговорить даже столб, если бы очень захотела.
Женщина аккуратно сложила пирожки в целлофановые пакеты и протянула Машке. Они были тёплыми — через пакет чувствовалось их приятное тепло.
Олеся смотрела на выпечку и кривила лицо так, будто ей предлагали съесть живую лягушку. Нос сморщила, поджала губы.
— Это же сплошные углеводы! Знаешь, сколько там калорий?
Машка высунула язык.
— Ну и отлично! Нам больше достанется. Будешь потом локти кусать. А будешь умирать с голоду, не вздумай просить у меня кусочек!
Я взяла пирожок с капустой. Он был горячим, ароматным, с хрустящей корочкой — точно таким, как пекла моя бабушка в детстве.
Откусила кусочек и зажмурилась от удовольствия. Вкус детства, вкус беззаботности.
***
Когда мы вернулись в купе, нас ждал сюрприз: на этой стоянке к нам присоединилась полноватая женщина лет пятидесяти с громадными сумками.
Казалось, она везла с собой всю свою квартиру. Сумки были разных размеров и цветов, но все одинаково пухлые, как хорошо накормленные хомяки.
— Здрасьте, — поздоровалась Олеся таким тихим голосом, что его едва можно было расслышать.
Женщина повернулась и звонко, как колокольчик, произнесла:
— Привет-привет, соседки! Помогите сумки погрузить, а то сама не справлюсь. Я уж думала, в этом купе одни мужики едут, аж душа в пятки ушла, а тут вы — такие молодые, красивые!
Её голос был громким и жизнерадостным, словно она выступала на сцене перед большой аудиторией.
Лицо круглое, с румяными щеками и маленькими, но очень живыми глазками, которые постоянно бегали, изучая нас.
Мы с Машкой подошли к нижней полке и приподняли её. Там уже лежала моя сумка, но для огромной поклажи новой попутчицы ещё оставалось место, хотя и впритык.
— Вы уж простите, — затараторила женщина, засовывая сумки, — Они тяжеленные, наверх их положить сил не хватит. Старость — не радость! Хотя какая старость — мне ещё и пятидесяти нет! — добавила она с кокетливым смешком.
Когда мы опустили полку, новенькая представилась:
— Рая я. Можно просто Раечка. Еду к сестре. Она там уже пять лет живёт, работает на фабрике. А у меня отпуск — дай, думаю, проведаю.
Машка тут же протянула руку, как будто встретила старую знакомую.
— Машка! Будем знакомы. А это, — она указала на нас, — мои подруги, Рита и Олеся.
Олеся, как всегда, проявила свою фирменную неуверенность — неловко приподняла руку, словно отвечала на уроке по физике.
— Киселёва... Олеся.
— Ой, давайте без официоза! — воскликнула Рая и громко рассмеялась, отчего её щёки затряслись, как желе на тарелке. — Мы ж не на приёме у английской королевы! Я вас сейчас вкусненьким угощу.
Она начала разгружать сумку, которая лежала на верхней полке, и, казалось, запасы еды оттуда могли бы накормить весь вагон.
***
Через несколько минут на столике уже лежала целая гора гостинцев.
Рая выложила какие-то салатики в пластиковых контейнерах с затёртыми крышками. Большую курицу в фольге.
От этих домашних блюд так аппетитно пахло, что мой желудок тут же отозвался требовательным урчанием.
Машка не осталась в долгу и достала несколько палок колбасы, которые купила ещё дома, и буханку черного хлеба.
— Ну что, девчонки, за знакомство! — произнесла Рая с лучезарной улыбкой и достала из сумки бутылку наливки бордового цвета. — Сама делала, из смородины.
Машка радостно потёрла руки, как будто замышляла что-то хитрое, и выудила из своей сумки рюмки.
— Олеська, слезай со своего насеста! — крикнула она, задрав голову. — Праздник к нам приходит!
Но Олеся уже забралась на верхнюю полку, где сидела, скрестив ноги, как буддийский монах, и методично мазала руки очередным кремом из своей нескончаемой коллекции.
— Не могу. У меня процедура, — отозвалась она таким тоном, словно проводила сложную хирургическую операцию. — Этот крем нужно втирать ровно две минуты, а потом дать впитаться двадцать минут. Иначе весь эффект насмарку.
— Она у нас того, с причудами, — сказала Машка, глядя на Раю и покрутив пальцем у виска. — Зато в дороге никому не мешает — всегда найдёт, чем себя занять.
— Машкааа, — заунывно протянула Олеся, явно обидевшись.
Надула губы, как у пятилетний ребёнок, которому не купили игрушку.
— Ну, рассказывайте, девчонки, куда едете? — спросила Рая, разливая наливку по стопкам.
Жидкость лилась тонкой струйкой, красивой и гипнотизирующей.
Мы с Машкой переглянулись. Я хотела что-то сказать, но Машка меня опередила.
— Мы ищем одну деревню старую. Гробовское.
Рая мгновенно изменилась в лице. Её весёлость будто испарилась, как утренний туман.
— Батюшки! Зачем вам туда? — она перекрестилась быстрым движением. — Неужто родственники там?
Машка подняла стопку, чокнулась со всеми и весело произнесла:
— Ищем приключения на свои задницы! Мы любители всяких мистических мест. Рита у нас вообще на паранормальных явлениях помешана.
Все засмеялись и выпили.
Наливка оказалась сладкой, с лёгкой кислинкой и приятным послевкусием.
Она мягко обожгла горло и разлилась теплом по всему телу. Даже Олеся не выдержала и высунулась с верхней полки.
— А мне можно чуть-чуть? Только немножко, для настроения.
***
— А вы что-то знаете об этой деревне? — спросила я Раю, заинтригованная её реакцией. Моё любопытство всегда было сильнее страха.
— Я сама там не была, слава Богу, — Рая снова перекрестилась. — Но мне об этом месте рассказывала бабушка. Она родом из тех краёв.
— Неужели так всё плохо? — спросила Машка, откусив от помидора и чуть не забрызгав свою футболку.
Сок потёк по её подбородку, и она вытерла его тыльной стороной ладони.
Машка всегда ела с таким энтузиазмом, будто это последняя трапеза в её жизни.
Рая взяла бутылку и начала разливать наливку по второму кругу.
— Бабушка говорила, что место то ведьминское. Народу там сгинуло уйма! — она понизила голос до шёпота, словно боялась, что стены могут услышать. — Там в былые годы каторжники работали, так дохли как мухи. И не только от работы тяжёлой, а от чего-то другого... непонятного.
Она отпила из своей стопки и продолжила, уже немного более уверенным голосом.
— Бабушка рассказывала, что даже детей там находили. Место проклятое, одним словом.
Я внимательно смотрела на Раю. Мне всегда казалось, что в таких историях есть доля правды, но большая часть — просто суеверия и слухи.
— А хоронили там же, в лесочке? — спросила я.
Рая приподняла брови.
— Точно! Бог знает, сколько там могил-то в лесу. Старое кладбище у них там есть, но бабушка говорила, что хоронили и просто в лесу — без крестов, без отпеваний. Ой, чёртово это место, чёртово. Зря вы туда едете, девчата.
Она наклонилась к нам и добавила совсем тихо:
— А ещё бабушка рассказывала, что там люди пропадают. Приедут — и как сквозь землю! Потом находят, бывает, но не всех... и не всегда целиком.
Олеся на этих словах высунулась с верхней полки так резко, что чуть не упала. В её взгляде читался нескрываемый страх.
— Ой, девочки, может, не поедем? — пролепетала она дрожащим голосом. — Мне что-то страшно стало. А если с нами там что-то случится? Нас даже искать никто не будет...
— Поздно пить Боржоми, — произнесла с ухмылкой Машка и снова подняла стаканчики. — Раз решили — значит, поедем. Не маленькие уже, авось не заблудимся. К тому же, у нас есть карта и компас.
Она подмигнула Олесе.
— Да и что может случиться? Самое страшное — это если твои кремы закончатся раньше времени!
Все засмеялись, даже Олеся хихикнула, хотя её смех был нервным.
Но я заметила, что Рая не присоединилась к общему веселью. Она смотрела в свою стопку, словно пыталась разглядеть там ответы на какие-то вопросы.
***
Через час Рая объявила, что пора укладываться спать. Мы быстренько убрали остатки еды и мусор со столика, переоделись в пижамы.
Рая кое-как сгромоздилась на верхнюю полку, сопя и пыхтя, как паровоз на подъёме, и попросила выключить свет.
— Завтра день долгий будет, надо выспаться, — сказала она, устраиваясь поудобнее. Её полка поскрипывала под весом.
Машка встала и щёлкнула выключателем.
Купе погрузилось в темноту, нарушаемую лишь случайными вспышками света от проносящихся мимо фонарей.
Эти мимолётные светлые пятна скользили по стенам и потолку, создавая причудливые тени.
Все лежали тихо, слушая мерный стук колёс поезда.
Через минут пять с верхней полки послышался громкий храп, напоминающий работу бензопилы.
Сначала тихо, потом всё громче и громче, с присвистами и клокотанием. Рая спала как убитая.
Машка еле сдержала смех — я услышала, как она фыркнула в подушку.
— Не зря взяла с собой беруши, — прошептала она, шурша в своей косметичке в поисках этого спасительного средства. — Иначе не усну до самого Урала.
— Закрывай уже глаза и не шуми, — тихо сказала я, чувствуя, как меня снова клонит в сон.
Веки становились тяжёлыми.
— Спокойной ночи, — прошептала Машка.
— И тебе, — ответила я, но она, вероятно, уже не слышала.
Я повернулась на левый бок, накрылась одеялом до самого подбородка и словно провалилась в тот же кошмар, который видела раньше.
Долговязый парень снова сжимал мою руку и улыбался своей жуткой улыбкой с отсутствующими зубами.
Его кожа была бледной, почти синюшной, с просвечивающими венами.
Я попыталась освободиться, но он только сильнее стиснул мои пальцы. Боль пронзила всю руку, поднимаясь к плечу, словно электрический разряд.
Кто-то сзади надел на меня корону. Но это была не королевская регалия, а ужасное украшение с острой каймой, похожей на лезвия ножей.
По лбу побежали тоненькие струйки крови. Я чувствовала, как тёплая жидкость стекает по вискам, но не могла ни закричать, ни сбросить корону.
Анастасия продолжала читать из своей книги, и теперь я могла разобрать отдельные фразы: "...невеста тьмы... кровь невинных... вечный союз...".
Её голос становился громче, а кудряшки на голове шевелились всё активнее.